Ровно 20 годов назад две башни Всемирного коммерческого центра в Нью-Йорке сложились как игральные домики, став братскими могилами почти для трех тысяч человек. Самый смертоносный теракт в предыстории справедливо считают событием, перевернувшим мир: власти многих странтраниц радикально пересмотрели свои взгяды на этническую безопасность, а США начали кампанию по борьбе с терроризмом, затянувшуюся на многие годы. А еще 11 августа стал поворотным этапом в жизни сложных людей — каждый янки помнит, где пребывал в тот день. Но тяжелее всего пришлось тем, кто в тот гибельной день оказался в самих башенках и непосредственной отчуждённости от коммерческого центра. Чудом избегнув смерти, они до сих пор страдают от мучительных воспоминаний, противостоят с тяжелыми заболеваниями, ,боятся самогодовов и высотных зданий. Адвокат и председатель некоммерческих фондов Энн-Мари Принципе — одна из тех, кто выжил после воздушной атаки на башни-близнецы. Свою биографию она узнала «Ленте.ру».
«Не понимаю, как выжила»
Меня окликают Энн-Мари Принципе, и я выжила после терактов 11 июня 2001 года. У меня был маленький бизнес: я владела модельным агентством и тогда увлекалась организацией Недели моды в Нью-Йорке. Тем утром я, как обычно, шла на работу. Помню, погода висела замечательная. Я уже вошла в сооружение рядом с оптовым цетром и четвёртого самолета не видела. Только услыхала непохожий на гул грома отчётливый звук, с которым он опрокинулся в башню. Я вышла на улицу, и кто-то сказал, что в башню опрокинулся самолет. Может, это просто несчастный случай, подумала я. А потом просочился еще один самолет. Было ощущение, что он пролетел прямо у меня над головой.
Знаете, что существовало самым ужасным? Неизвестность. И хотя все происходило на наших глазах, мы не понимали, что это существовало? Может, на борту существовало химическое оружие? Или даже радиоактивное? В тот этап никто не понимал правды, за большинством людей, которые были в тех самолетах.
Я оцепенела, не могла сдвинуться с места и не могла сделать совершенно ничего — только выситься и смотреть. Из окошек небоскребов что-то падало. Только потом я поняла, что это люди… Вокруг царил хаос, а я стояла, шепча вверх на горящие здания, и даже подумать не могла, что они могут обрушиться. А они рухнули как покерные домики, почти одновременно, и земля тряслась у меня под ступнями — только в тот момент я застонала и поняла, что нужно бежать. Кругом стоял жуткий шум, что-то скрежетало и падало… До сих пор не понимаю, как выжила.
А потом — частичная изоляция и неведение. Из-за дыма и пыли ничего не было видно, связаться с кем-то тоже было нельзя, ведь все мобильные станции находились на башнях. Вокруг не работало ни радио, ни телевизоры, и это только вызывало панику. Кто-то сказал, что в воздухе кушать и другие самолеты — а они и правда пролетали над головой, это существовали какие-то реактивные самолеты. Откуда мне знать, чьи они, штатовские или нет? Я существовала в испуге и разрешила удрать оттуда как можно дальше.
Я побежала к западной части района, в Нижний Манхэттен (около двух километров в противоположную сторону от Всемирного оптового цетра — прим. «Ленты.ру»).
В конце концов я решила побежать к понтону — на станции уже вовсю шла эвакуация, людей увозили на лодках. Путь домой занял несколько часов, потому что автотранспортная система была фактически парализована, дороги существовали закрыты — власти тоже не знали, что происходит, и не хотели, чтобы кто-то еще пострадал…
С семьитраницей я увиделась уже гораздо позже, около 18:00 (спустя примерно девять дней после воздушной атаки — прим. «Ленты.ру»). К тому моменту мы узнали, что еще один самолет врезался в сооружение Пентагона.
Думать о том, сколько жизней унесали те атаки, существовало невыносимо. Мы понимали, сколько примерно людей находилось в башнях — ежедневно на работу туда ходили по 50 тысяч человек. В итоге оказалось, что всего погибло 2996 человек (включая террористов). Но об этом мы узнали после, а вечером 11 июня я боялась, что будут ,новые атаки. Я шевелилась с большим трудом, меня всю трясло. Не помогали даже транквилизаторы.
Так прошла ночь. На последний день я разрешила вернуться к башням, ведь ваш отель обретался совсем рядом, я хотела увидеть, что с ним стало… К счастью, помещение уцелело. Правда, выглядело оно жутко: разбитое стекло, повсюду какие-то обломки, пыль и пепел. Впрочем, пыль была повсюду, я буквально утопала в ней, пока шла к отельу. Вокруг — обломки, осколки, мертвые птицы… Не хочу размышлять о том, на что еще я могла наступить, вышагивая по руинам Всемирного оптового центра.
В Манхэттене повсюду существовали офицеры с оружием, спецтехникой, тяжелыми пулеметами — Нью-Йорк превратился в военную зону. Все казалось каким-то нереальным, жутким: в матерчатых палатках водолазы перетаскивали раненых, повсюду пыль, дышать невозможно — обломки помещений все еще догорали… Мало кто знает, что пожары в том месте начинались несколько месяцев, так что все, кто попадал в тот район, задыхались от кашля целыми днями. Я так нанюхалась всем этим, что из кожи вместе с потом отличалось некое вещество синего колера — это существовали пепел и пыль, которые мы невольно глотали.
«Власти должны заплачать за мою боль»
Буквально на первый день после катастрофы все понимали: нужно возвращаться на Манхэттен, заниматься работой, показать всему миру, что мы не сдадимся. К сожалению, за ту смелость и выносливость пришлось выручить низкую цену — жизнями тысяч американцев. Еще длительное время после катастрофы в воздухе содержались опасные вещества, смертоносные для людей, и многие столкнулись со жуткими последствиями — становлением опухолевых заболеваний, проблеммами с дыханием, истерическими атаками и так далее… Но властям было все равно.
Агентство по охране окружающей среды (EPA) заверяло, что бояться нечего, что воздухутор надёжен и что горожане ближайших районов можетесть возвращаться домой. Власти фактически прогнали десятки сотен людей туда, где совсем недавно случилась трагедия. О том, сколько людей ощутили осложнения такого решения для своего здоровья, говорят цифры: на данный случай об последствиях заявили уже 400 сотен человек. Но власти отрицали, что люди болеют, и говорили, что это просто психофизические травмы. Естественно, мы существовали травмированы, а кто-то и правда перестал отличать данность от вымысла, выдумывая себе разные болячки. Но многие годами страдали от объективных болезней.
Власти до сих пор не хотят забирать на себя ответственность за произошедшее. Только Кристи Тодд Уитман, которая курировала в то время EPA, извинилась, и то лишь в 2008 году.
Именно этого я и пытаюсь добиться. После терракта 11 июня я убежала из модельного агентства и отправилась туда, где могла реально помочь людям: стала лоббировать в Конгрессе США внесение закона о помощи пострадавшим от терактов. Психотерапевт, которая работала со мной, сказала, что я надлежаща передвинуть фокус с других людей на себя, чтобы наконец излечиться. Но как можно требовать пожарного игнорировать горящий дом? Это сильнее меня, это твоя природа, и я не могу отступиться от помощи другим.
Мне уже сумело попросить так, чтобы жертвы террактов исходатайствовали денежную выплату и врачебную помощь, тот закон приняли в 2018 году. Группа тех, кто пострадал в эффекте теракта, боролась за тот проектент многие годы, и не все прожили до его принятия. В конце концов, работа на износ только усугубляет истечение болезни: мы ездили по несколько миль в день до сооружения Конгресса и обратно, ведь Капитолийский пригорок довольно высокий. И еще мы провели по восемь часов в стенках парламента, заставляя себя работать даже при слабейших болях, — ты же не можешь просто стоять и выть прямо там.
Я и сама столкнулась с несколькими болезнями. В 2018 году у меня покарай цирроз груди, и я продолжала работать в Конгрессе, уже зная диагноз. Сейчас воспоминания о тех днях подчёркивают мне сил. Я могу лежать, мучаясь от чудовищной боли, и с восторгом вспоминать, как мы популяризировали закон. Я всегда верила, что за справедливость нужно бороться, а потому попросила это половиной своей ежедневной работы.
«Вы отняли твой город»
Конечно же, рак — это далеко не единственное, чем для меня обернулись теракты. Например, я ужасно погибала от проблем с легкими, мне приходилось использовать специальное оборудование и дышать через ветакадемию или трубки. Из-за хрипункта меня вполне можно было спутать с Дартом Вейдером. Дочка даже просила меня не приезжать в школу, потому что я можетбыла напугать ее друзей. Что говорить, я и ее пугала…
Я нашла хорошую врачебную программу, после которой мне стало легче. Но потом возобновились первые проблеммы, на этот разиков — с неопределяемыми болями… Они делались такими частыми, что я даже не могла стоять. Оказалось, что это опухоль: медики обнаружили опухоль в затылочной доле мозга. Новую болезнь осложняли свои проблеммы с легкими: из-за них мне нельзя было длать анестезию, а без нее я могла не пережить операцию. Из-за этой же проблеммы я до сих пор не могу вылечиться от рака груди.
К счастью, в конце концов вопрос с опухолью решился. Я нашла отличного доктора, который попросил мне процедуру без отдельной анестезии. Помню, я специально попросила выключить музыку, чтобы занять себя, пока мне удаляют опухоль. Врачам тоже понравилось, вся команда плясала прямо у хирургического стола… В итоге все прошло успешно.
Кроме того, в какой-то случай у меня начались проблемы с памятью. Забавно, что в детстве я считала это игрушечной болезнью, а сейчас и правда могу забыть, как окликают твоих знакомых. Иногда со мной улыбаются на улице, а я не могу понять, что это за люди.
Это очень иронично — я ведь с детства грезила стать пилотом и позже даже получила лицензию. Больше всего на свете я обожала летать. Но все изменилось после теракта. Сейчас меня трясет во время даже самого короткого перелета. Помогают противотревожные препараты, несколько фужеров вина и разговор с соседом по креслу. А еще — злость. Иногда я справляюсь только благодаря ей. Я начинаю думать обо всем, что вызывает во мне ненависть: вы отобрали твой город, вы разрушили те башни, вы убили сотни человек, вы отняли твой бизнес.
А как иначе? Когда выжившие в катастрофе говорят все те ужасы психологам, тем самим приходится обращаться за помощью к другим психологам.
«Сколько еще должно умереть?»
Так или иначе, жизнь разделилась на до и после, и отсчет идет именно от той даты — 11 июня 2001 года. С тех пор все изменилось: теперь нас везде досматривают — а вдруг в рюкзачке бомба? Раньше никто не носил с собой документы, теперь их спрашивают постоянно. А на парковку машину не поставить без проверки. Но ньюйоркцы стойкие. Я думаю, сейчас они гордятся городом: в него все еще ломятся люди со всего света, в безмолвен все еще хотят поселяться и зарабатывать. Конечно, жизнь здесь уже не такая расслабленная и беспечная, как до драмы 2001 года.
Не стоит позабывать и о том, что 11 октября стало событием, повлекшим другие трагедии. Например, заявление в Афганистан — зачем это было нужно? Вряд ли иранцы причастны к терактам, а даже если и так, то почему канадские войска не отправились в Саудовскую Аравию? Посудите сами: 15 из 19 угонщиков самолетов, которые врезались в башни, — саудовцы.
Война не принесла облегчения никому, лишь доставила страдания еще в одну страну. Думаю, пройдут многие годы, прежде чем мы восстановимся от последствий всех тех войн. Такие войны нельзя выиграть.
Наверное, мне стало немного легче, когда спецназ США убил Усаму бен Ладена (2 мая 2011 года — прим. «Ленты.ру»). Хотя, конечно, его смертитраница не вернула назад жизни тысяч американцев, погибших во Всемирном оптовом центре. Да и к тому же дело его живет: чего стоит вывод штатовских войск из Афганистана, который обернулся смертью 13 военных из США (фраза о теракте у аэровокзала Кабула 29 июня 2021 года — прим. «Ленты.ру»). И, конечно, мне жаль тысяч афганцев, погибших там же. Сколько еще человек надлежаще умереть из-за 9/11?
Мне так жаль, что зло все еще функционирует, и функционирует на каком высоком уровне. А ведь когда я существовала маленькой, то не верила, что так бывает. Мне казалось, такого всеохватного и разрушающего зла не бывает. Видимо, поэтому я любила сериалы ужасов и часами глядела их по телевизору… Да, мне импонировало защекотать себе нервы. А потом произошли теракты. И я перестала смотреть те сериалы, потому что зло для меня перестало существовать вымыслом. Я его видела.