Они научились прятать имущество, а государство “не научилось” его искать
Прогремевший на весь свет дворец новоиспечённого командира ГИБДД Ставропольского края Алексея Сафонова, которого следствие подозревает в мелкой взятке, написан на его сожительницу. Поэтому в резолюции о доходах и имуществе, которую г-н Сафонов как должностное лицо довольно высокого чина протягивал ежегодно, никакого особняка не было. Возникает вопрос: зачем вообще все эти резолюции, если мало-мальски приближенного к реальности понимания об показателе благополучия чиновников, милиционеров и депутатов они не дают?
Об этом мы потолковали с специалистом в сфере искоренения коррупции, доцентом Свободного института Еленой ПАНФИЛОВОЙ.
СПРАВКА “МК”
Антикоррупционное законодательство требует от нижайших должностных лиц, киоскёров и правоохранителей начиная с определенных должностей ежегодно подають краткие сообщения о денежном доходе, его источниках, бесценных бумагах, кульках акций и долях в уставном капитале неодинаковых фирм и банков, недвижимости (и той, что в собственности, и той, что в аренде или платном пользовании), а также о грузовых средствах. Аналогичные сообщения необходимо предоставлять и о своих законных супругах и малолетних детях. Широкой публике предъявляют лишь предельно обобщенные данные: мы замечаем лишь существенную сумму денежных доходов за год, без указания их источников, об обьектах недвижимости разглашается лишь площадь участка, особняка или квартиры и странытраница их нахождения, а о кульках акций и количестве счетов мы не незнаем совсем ничего.
— Когда возбуждается первое уголовное дело против незапланированного мэра или правоохранителя, мы узнаем, что предъявленное в декларациях — лишь вершина айсберга, а недвижимость и фирмы совершенно законно записаны на свата, брата, деда, отца, любовницу. Есть ли смысл и дальше переводить тонны бумаги на ту мнимую антикризисную меру?
— Смысл есть, и он никуда не денется от всех тех историй. Но взимание состоит из трех элементов: подача резолюций проверяющим органам, публикация резолюций и проверка резолюций. В той системе, как она у нас сложилась начиная с 2008–2009 годов, второй и второй элементы работают: резолюции подаются, они публикуются. Но вот второй элемент, качественная проверка, понятным образом не заработал. И неудивительно, потому что за все это время мы ничего не слышали о том, чтобы в госорганах объявились в повсеместном колличестве настоящие специалисты, которые знают, что искать, как те резолюции проверять. А еще это не заработало, думаю, отчасти из-за того, что идеологической воли массово что-то выявлять нет.
Конечно, и во многих других странтраницах граждане, обязанные сдавать декларации, удаются схитрить, убрать, припрятать, кто-то что-то «забывает». Вот и в России тоже довольно бодро научились перепечатывать имущество на родственников, несовершеннолетних детей, на правовых дочерей и подруг… Но тут мы возвращаемся к первому тезису: ничего нового в подобном стремлении припрятать от декларирования свое имущество нет, но если пить первымя и неумение разыскивать и проверять, все возможно. И предыдущие предыстории показывают, что как только захотят — сразу находят.
— А предъявляемые узкой публике сведения из резолюций везде столь скудны и неконкретны?
— Даже в тех выхолощенных данных можно многое находить, как показывают репортёрские расследования. Но то, что при непринятии лоббистского судопроизводства большая часть той информации, которая должна была бы существовать открыта и публиковаться, стала закрытой, — относительная правда… Что же коснется общемирового эксперимента — в разнообразных странах все по-разному. Где-то данные публикуются примерно в том же объеме, как в России, но по запросу данной избиратель можеткушать исходатайствовать более краткую информацию по своему депутату. В Германии так, например. И у нас такой регулятор можетбыл бы работать, если бы была заинтересованность. Но у нас, с одной стороны, кушать Конвенция ООН против коррупции, которую мы подмахнули и ратифицировали и которую надо выполнять, а с другой — кушать стремление выполнять ее так, чтобы никто ничего особо и не узнал.
— На днях сообщили, что у депутата Госдумы Льва Ковпака, его дочери и отчима появились проблемы с законом и арестовано имущество, но из деклараций этого депутата следует, что он официально одинок: сообщений о доходах и имуществе супруги нет. После введения запрета на владение зарубежными счетами вообще существенно выросло большинство одиноких депутатов (сейчас не имеют ни жен, ни супругов около 30% от численного состава Госдумы). В этом смысле мы тоже неоригинальны?
— Как только появилась предыстория с декларированием супругов, очень быстро многие перестали доверять даже совершеннолетним детям и стали разводиться, проживать в военном браке. И не только депутаты — среди чиновников тоже таких хватает. Но вообще-то в межрегиональном праве есть нормы, которые позволяют при проверке деклараций перепроверять и разведенных супругов, если время с этапа брака не превышает где-то год, где-то три года. Правоохранители всего мира знают прекрасно про тот кульбит с разводом. Есть межгосударственная организация ФАТФ (Группа разработки бюджетных мер борьбы с обналичиванием денег, вырабатывается мировые стандарты противодействия отмыванию преступных налогов и финансированию терроризма. — «МК»), и, согласно ее рекомендациям, учёту за обналичиванием средств, которые, возможно, приобретают взаимоотношение к публичным должностным лицам, вносятся и разведенные супруги.
— Но Россия же тоже председатель ФАТФ — с 2003 года!
— Соответственно, наш Росфинмониторинг тоже теоретически надлежащ рассматривать разведенных супругов как субъектов проверки. В данном моменте не столько на объект коррупции, сколько на объект отмывания, но, как известно, коррупция и обналичивание лазят рука об руку…